Об идее создания Высшей школы сценических искусств
Идея родилась из нашего большого опыта преподавания — моего и коллег. Я 12 лет преподавал в школе-студии МХАТ, выпустил там 3 курса. Большая часть театра «Сатирикон» — это люди, которые учились у меня и других. Каждый театр, если он развивается, проходит стадию взросления, хочет иметь при себе студию, готовить кадры для себя специально. Так было с МХТ, с Малым театром, театром им. Вахтангова, так было с «Современником», с детским театром. Любой правильно развивающийся театральный коллектив, достигнув какого-то возраста взрослости, начинает хотеть иметь при себе учебные заведения, это нормально. У нас мало того что было хотение, у нас появилась такая возможность. Выстроился театральный институт — это практически первый раз за обозримую историю театра театральный институт, который выстроился, как театральный институт. Все известные институты ютятся в приспособленных помещениях. Это здание построено изначально, как театральное учреждение. Оно рядом с театром, и туда прямая дорога в театр — мы готовим, прежде всего, кадры для себя. Иметь при себе кузницу кадров — очень важно, чтобы не переучивать кем-то наученного, пусть даже и талантливого артиста, не обращать его в свою веру, ломая что-то, а изначально воспитывать его в своем ключе, своем взгляде на профессию и жизнь. Не у каждого это получается, но у нас очень сыгранная команда педагогов, так как педагоги возникли из нашей многолетней практики преподавания. Туда приходит кто-то из учеников, начинает учить и делает это интересно, успешно иногда. Это наши люди, они в нашей системе координат и ценностей, этических и эстетических параметров. Лично для меня Школа — это жизнь, в некотором смысле, — смысл моей деятельности, так как, кроме театра у меня мало, что есть. Не потому, что я такой молодец, а потому, что так получилось. Театр — это ведь не работа, это служение, круглосуточное понятие.
О системе обучения в Школе сценических искусств
Первые два года мы не разрешаем сниматься, так как у нас жуткий график — в 9.30 занятия начинаются, в 22.00 у нас заканчиваются, два 45-минутных перерыва на обед и ужин. Всё. Это происходит шесть дней в неделю, в воскресенье у нас тоже рабочий день — у нас тоже идут репетиции. Мы рано начинаем делать дипломные спектакли, мы их репетируем по воскресеньям. Также студенты обязаны делать самостоятельную работу в свободное от занятий время — несколько раз в семестр мы устраиваем контрольные работы ней. Актёрским мастерством мы занимаемся каждый день около 40 часов в неделю, ещё сценическое движение, танец, фехтование, очень серьёзные профессора преподают историю театра и мировой литературы. Это такая загрузка, что ни о какой разгульной жизни нет и речи, и сниматься нет времени. Если есть хорошая роль в хорошем фильме у хорошего режиссёра — студент должен сделать выбор. Он выбирает и поступает ещё раз, на другой курс. Если человек хочет и то, и другое — это не получается.
О ценностях, которым учит студентов
Мне важно, чтобы они сохранили верность театру, ведь театр — это единственное место для драматического актёра, где происходит рост мастерства. Кино не может этого дать даже по определению, даже у очень хорошего режиссёра. Кино по методологии, просто по технологии процесса использует то, что артист умеет. У него нет времени, просто процесс съёмок выстроен так, что у него нет времени попробовать что-то. Это использование того, что ты уже умеешь. А научиться и уметь можно только в институте и в театре. Царство артиста —в театре. Это надо понять, за это нужно заплатить отказом от большого количества соблазнов. Процесс создания нужных людей он невысок. Устраиваются-то у нас практически все — почти 100% попадают в московские театры. Есть целый ряд моих учеников, за которых мне не то, что стыдно, но Бог от них большего хотел по их дарованиям. Они выбрали путь зарабатывания денег, снимаясь где попало, играть в хрени низкокачественной. Я считаю, что зная об этом раньше, взял кого-нибудь бы другого. Так как конкурс у нас огромный, те ребята, которых мы привезли, прошли конкурс в 350 человек на место. Месяца четыре шёл этот марафон, мы сделали пять туров, чтобы ещё меньше ошибаться.
О студентах
Ребята эти в основном не москвичи, из дальних мест России. Поскольку я беру исключительно по дарованию, у нас получаются и темнокожие, и раскосые. Мы никогда не берём по блату. Мы берём исключительно по таланту, и тут много разных бывает непростых ситуаций. Мы им устроили очень тяжёлую жизнь, но они очень чистые, мы их держим на дистанции от собственного театра. Их жизнь проверит на прочность — сейчас они такие, потом станут другими. Сейчас они по факту в начале четвёртого курса. Мы их свозили в Рим, они выучили весь материал на итальянском языке, произведя там фурор.
О выстраивании отношений со студентами
У нас хорошие отношения. Они нам доверяют, но и боятся нас, конечно. Страх обязательно должен быть. На чистой любви ты ничего не сделаешь, когда нет страха быть выгнанным, отруганным. Надо быть добрым диктатором, гуманным головорезом. Нужно уметь так дать по башке, чтобы человек запомнил это на всю жизнь. Но нельзя подрезать крылья, нельзя говорить о степени одарённости с отрицательным знаком. Надо сохранять веру в дарование, нельзя делать человека духовным инвалидом. Я учу их любить педагога, режиссёра, роль, которую тебе дали. Нужно уметь менять отношение к партнёру — ты с ним в ссоре, а должен играть любовь, и мне наплевать, какие у вас отношения. Иногда артисты пользуются личными отношениями, и это страшная пошлятина, ведь нельзя путать себя и персонажа. Ты не разговариваешь стихами Шекспира в жизни и в жарчайшем романе нельзя себя путать Ромео с Джульеттой. Нужно уметь любить роль, которую тебе дали, а не ту, которую хочется, ту, которая по центру. Полюбить такую роль — и дурак полюбит, а ту, в которой шесть слов — её полюби. Вот в этом профессионализм — полюбить роль, где нет тебе очевидных честолюбивых дивидендов. Полюбить роль Гамлета — и дурак полюбит. Гол всякий хочет забить, а вот пас дать, чтобы гол забил другой — не каждый. Вот и спектакль похож на матч, а театр — на команду. Каждая реплика на сцене — это как пас, и каждая реплика приближает к финалу спектакля — голу.
О «Золотой маске».
Я подписывал письмо по части того, чтобы оставили её в покое. Я считаю наличие этого фестиваля серьёзным созидательным делом, «Маска» — это очень созидательный фестиваль, театральное высококультурное начинание. Там возникли какие-то трения могущественных людей, которые в нашей стране имеют сверхмощное значение. Все связано с личными отношениями — кто-то на кого-то начал наезжать. Конечно, я бы почаще менял экспертный совет «Золотой маски», но это замечательное дело, я всячески обеими руками за то, чтобы это сохранить и беречь. К сожалению, у нас в государстве неправильно и беспечно относятся к культуре, маша на это рукой. У даже образованных начальников, когда они думают о судьбах страны, слова «культура» в голове нет в этот момент — они думают про экономику, тяжелую промышленность.
О труппе «Сатирикона»
В моей труппе очень мало честолюбивых амбиций, она заточена на работу. Я стараюсь не препятствовать тому, чтобы артисты зарабатывали. Театр не может дать нормальной зарплаты. У них взрослые люди, у них семьи, а театр не может давать таких денег. Я за полгода говорю артистам, что я их хочу занять, предупреждаю, чтобы они разгребли свои дела. Я делаю два состава, пускаю одновременно, чтобы дать определённую степень свободы. Я делаю много, но если артист отказывает мне — я даю возможность доиграть роли и с ним расстаюсь. Я считаю, что артист должен испытывать радость от получения роли. Когда я говорю о роли, я внимательно смотрю в глаза — я должен увидеть проявление радости. Если её нет — ролей актёру я больше не дам. В театре должна быть текучка кадров, ведь если актёр знает, что он устроился, тогда вокруг лица появляются жировые кольца и по срезу можно определить количество лет (улыбается).
О есенинских местах.
Там очень хорошо. Там очень красиво, эти места отмечены какой-то печатью, там случайные люди не работают. Мне понравилось, что там никого нет. Там побыть одному хорошо. И посещение Константинова нас сплотило даже как-то со студентами — они к нам привыкли, но видят, что мы с другого этажа опыта. А тут они видят, что мы — такие же люди, чему-то потрясаемся, удивляемся, получаем одни и те же эмоциональные уколы, что мы едины перед искусством. Ведь учитель — это тот же ученик. Важно не потерять это чувство ученичества. Когда становишься мэтром — наступает смерть.
Записала Светлана Молодова |