Культура — и есть параллельная Россия

13 ноября в Рязанской филармонии с концертом в рамках проекта «ПРОчтение» выступил «главный Атос всех времён и народов» Вениамин Смехов. Истинные поклонники таланта артиста услышали любимые стихи Вениамина Борисовича в его мастерском исполнении.

Перед началом концерта Вениамин Смехов пообщался с рязанскими журналистами. Говорили обо всём — о политике, искусстве, культуре, современном кинематографе, о театре на Таганке, о Победе в Великой Отечественной войне.

В этом году вся страна отмечала 70-летие Победы в Великой Отечественной войне. Вы ребёнок войны, Ваш папа воевал на фронте. К сожалению, сейчас в мире фашизм вновь поднимает голову. Скажите, с помощью искусства, кинематографа, литературы можно этому что-то противопоставить и как-то с этим бороться?

— По-моему нас все наши мамы явили на свет для того, чтобы мы жили мирно, спокойно и любили сначала себя, а если будем хорошо уметь любить себя, то значит, будем уметь помогать другим. Так скажем. Мой отец, вернувшись с фронта, запомнился мне человеком, который был весь охвачен стихами. Он вернулся с фронта и стал читать стихи. Я с детства получил эту инъекцию. Вот и всё. А то, что мир опять накренился... Что мы с вами можем? Не знаю как вы, а я к политике не имею ни какого отношения. А когда имел, то убедился в бесполезности вмешательства в какие-то политические ситуации. Это было связано с театром на Таганке, когда Любимов был изгнан из страны.

Тогда говорили одно, сейчас говорят другое. Потом будут говорить третье. Но мама нас родила для того, чтобы было всё нормально. А дальше начинаются загадки — почему добро и зло находятся в таком подвижном и динамичном неравенстве по отношению к заботам наших мам.

У Вас на столе лежит книга «Золотой век Таганки». Вы тепло отзываетесь об этом театре. Расскажите поподробнее об этом периоде вашей жизни, о тех спектаклях, которые были сняты с показа. Сейчас это время оценивается по-другому?

— Довольно много об этом уже написано, в том числе и мной. Литературная профессия появилась в моей жизни раньше актёрской. Поэтому для меня очень важно слово. И сегодня встреча в Рязани, которую я к своей радости уже посещал несколько раз, посвящена русскому слову. Оно и прекрасно, и спасительно.

А Таганка — это, прежде всего, театр слова и формы. В те времена, когда театр рождался, во времена, которые почти никто из зрителей не помнит так явно, как мне приходится это помнить, эти времена густели дурными правилами соцреализма. Надо так и по-другому нельзя. А люди искусства... они естественно не послушны, потому что каждый живёт по своему расписанию. Если кто-то из писателей, художников или артистов начнёт просто кидаться какими-то грубыми, вплоть до фашистских, идиотскими лозунгами — это исключение из правил. Как правило, интеллигентный человек, человек культуры и искусства — это человек, озабоченный реализацией своей доброй энергии.

И это было в театре. Любимов «родил» Таганку вместе с нами, кругом своих первых актёров, как театр, который вслед за реабилитацией жертв сталинского террора в хрущёвское время «оттепели», реабилитировал величайшую в нашей с вами стране область культуры искусства авангарда. Авангард, «серебряный век», футуризм, акмеизм — это всё сложные слова. А попросту, это было время совершенно незаконного взрыва гениальных талантов. Незаконного — потому что это было время репрессий, «царского» времени. И почему-то вдруг родилось такое племя мастеров, по которым нас узнают во всём мире. Где бы мы ни были.

Мне посчастливилось очень много поездить по свету, и я знаю, как бы мы не бедокурили с политикой, как бы мы и другие страны не крутили свои властные игры, но власть играет в свои игры, а люди, к несчастью, в своё бедствие. В городах люди живут лучше. В деревнях — лучше не будем говорит как. С нашей с вами точки зрения, теми безумными миллиардами, о которых каждый день пишут, вот ими бы накормить пространство России. Я куда-то ушёл в сторону, но! Театр на Таганке тем и раздражал власть тогдашнюю, что Любимов каждый спектакль делал с требованием помнить, что происходит за окном, чтобы бы мы не играли — Тартюфа, Гамлета, Мастера и Маргариту... Всё равно это должны были быть живые люди. Мы, тогда молодые актёры, которые должны были исповедовать сострадание к своим соотечественникам.

Вот так можно проверять сегодняшние спектакли и фильмы — есть там вот этот знак сострадания или это просто какое-то бахвальство тем, как люди умеют красиво танцевать, крутить фуэте. Это прекрасно, но если при этом искусство слова — прежде всего. То есть театр, песня, фильм, вообще публичное искусство, где слово играет главную роль, если оно лишено сострадания к человеку — этого главного «витамина» нашей с вами русской литературы и поэзии — значит, произошёл перерыв. Можно сказать, мы проживаем перерыв между двумя безнадёжностями.

Так вот Таганка — это театр, который радовал зрителей и пугал начальство. Когда говорят, что это был театр диссидентов, это абсолютная неправда. Этот театр бы закрыли и Любимова посадили бы, как это сделали с Солженицыным, Сахаровым, Гинзбургом, Синявским. Жертв советской власти было очень много. Но мы, нормальные люди, жили каждый по своему расписанию. Таганка была театром не воинственным, а театром поэзии.

И закончу я ответ на ваш замечательный вопрос, что время заставило поэтический театр быть одновременно политическим, и искать заступничество у лучших людей страны. Это были физики, космонавты, интеллектуалы, а также многие интеллигентные сотрудники высших эшелонов власти.

Как Вы оцениваете современный российский кинематограф? Как вы относитесь к закону о том, что в прокате российских кинотеатров будет не менее 20% российских фильмов?

— Да по мне лучше, чтобы было 80% российских фильмов. Почему нет? Я не только театральный, но немножко и киноактёр. И я вижу, что ещё не родился такой режиссёр, который ставит своей целью сделать плохой фильм. И всё зависит от воспитания, от культуры, от таланта, от мамы с папой.

Тут отвечать должна была бы моя жена Галя Аксёнова, которая является очень серьёзным специалистом по кино. Она показывает фильмы своим студентам, и нашим, и западным. Показывает, рассказывает о сегодняшних плюсах и минусах. И мне кажется, так было всегда.

Другое дело, что политика властей такова, что в советское время как бы не была казарменна сама сущность этой власти и дурацких, в общем-то, пустых лозунгов, но социальная обеспеченность была выше. И если человеку давали возможность снимать и ему верили, то у него было больше возможностей делать качество, чем сегодня. Сегодня исключительные люди, такие как покойный Алексей Герман, например. Или Андрей Смирнов, или Александр Митта. Эти мастера всё равно добиваются того, что они могут снимать качественное кино и не спешить. А в фильмы, в которых я сейчас снимался, они чаще всего грешат именно поспешностью и вроде никто в этом не виноват. Но тем не менее, у меня были встречи с теми людьми, которые даже в короткое время укладывались и делали как хотели. Потому что ни в какой другой стране люди умеют не столько жить, сколько выкручиваться. Я имею в виду всё же людей культуры.

В одном из интервью Вы сказали, что в молодости были весьма застенчивым и стеснительным, и что в училище Владимир Этуш выступал за ваше отчисление. Это правда?

— Я и сейчас очень стесняюсь. А Владимиру Этушу не надо было выступать. Он был шефом, и когда пришло время соображать, кто будет продолжать учиться, а кто нет, он 14 из 34 человек отчислил. Он был очень силён в этом смысле. Но на всю жизнь мы остались друзьями, потому что и тогда понимали, что он это делает не для того, чтобы ухудшить нам кровь и жизнь. А потому что боится за каждого из этих 14, что может способностей и хватает, потому что поступили всё же, был большой конкурс 100 человек на место. И вдруг эти 34 человека прошли. А дальше он в течение года соображал — вот этот ленив, а этот застенчив больше чем нужно для этой профессии. Для того чтобы стать актёром, как выяснилось, нужно две вещи.

Во-первых, чтобы родители были против. И тогда если, не смотря на сопротивление, человек не может не стать, тогда из него что-то может получиться.

И во-вторых, помимо дарования и хорошей школы будущему актёру нужны, грубо говоря, локти. Надо уметь за себя постоять. Не делая при этом никому вреда, но добиваться.

У меня этого не было. Мы были вообще самые юные. На курсе были 25-летние студенты. А мы с Максаковой, Збруевым, Бортником были совсем юные. С Людой Максаковой нам вообще было еле-еле 16 с половиной лет, когда мы поступили. Но у неё как-то всё получилось, а у меня только перепрыгнув через свою застенчивость. Я понял, что могу остаться.

Я не хотел быть актёром. Мне так хотелось стать литератором, стать преподавателем русского языка и литературы. Это была действительно мечта. Но там какой-то бес сидел, который выталкивал меня на сцену. И там были стихи. И видимо, когда я начинал читать, я менялся. И меня приняли в Щукинское училище, когда я читал Маяковского. Сегодня я буду читать этот стихотворение, за которое меня приняли. Весь зал может меня отчислить, и я уже не буду актёром. Но я постараюсь.

Я постарался — и меня приняли, а потом меня отчислил Этуш. И сказал — идите в математики. А на следующий год он потребовал, чтобы мне поставили пятёрку.

В наше время снимается очень много ремейков и продолжения классики советского кинематографа. Не остались без внимания и «Три мушкетёра». Как Вы к этому относитесь?

— По гороскопу я очень миролюбивый. Мне пусть будет всё, что угодно, только чтобы это было хорошо. Качество и того, и другого может быть разным.

Я не очень люблю ходить в кино. Когда есть выбор что делать, я редко иду в кино, к сожалению. Но Галя моя тащит меня, и я пошёл с её студентами и смотрел дубль фильма «Ирония судьбы, или с лёгким паром», где Константин Хабенский и Лиза Боярская играли главные роли. Нам очень понравилось. Половина людей говорили, что это ужасно. Но там было всё искренне, талантливо, там было весело. Мне было хорошо.

Но я не знаю... А судьи кто? — сказал товарищ Чадский. Я не знаю. Но я за то, чтобы был лозунг китайской революции — «Пусть расцветают цветы». Вот и пусть расцветают цветы.

Только хотелось бы, чтобы государство помогало тому, что уже доказал свои возможности и Божий дар. А не блатным людям, за которыми стоят олигархи или ещё кто-то. Но это мы так хотим, а будет так или нет — не знаю. Но если вы сейчас напишите во всех рязанских и московских газетах, что это надо сделать, то может олигархи прижмут головы. Среди них ведь тоже есть люди.

Читаете ли современных поэтов?

— Конечно. И не только читаю. По старости лет, наверное, меня уже в третий раз избирают председателем жюри. Нужно видно чтобы председателем был тот, кто уже скакал на лошади и махал шашкой. Я не знаю, почему такой выбор. Но зато я попадаю сразу в зону чистейшего дара нового поколения поэтов. Этому «новому» поколению может быть и по 50 лет, но это тоже какая-то параллельная Россия. Я был председателем конкурса провинциальных поэтов России имени Валерия Прокошина. Придите домой, посмотрите в интернете и поразитесь, какой огромной силы был поэт из Обнинска Валерий Прокошин.

Не секрет, что Россия испытывает очень сильное давление на мировой арене. Вы много гастролируете, бываете в США. Может ли культура наводить мосты между странами и объединять?

— Это риторический вопрос. А для чего же ещё она существует? Любая культура, а тем более музыка, балет. Вот Барышников — гений всемирный, но почему-то не хочет приезжать в Москву. Вот и думайте, почему он не может пересилить себя и Бродского своего друга. Я от него лично слышал, что он не собирается приезжать, видимо натерпелся. Это было тогда, сейчас другое дело.

Но мне кажется, есть параллельная Россия. Вот есть та Россия, которая дурит нам головы и предлагает каждый день какие-то загадки. Почему депутат думы требует, к примеру, чтобы женщины с мужчинами начинали заниматься любовными играми только тогда, когда они проживут 10 лет в браке. Такого закона пока нет, но могут придумать. Они же должны подкармливать газеты тем, что придумывают всякие глупости. Но есть и умные.

И вот получается, что культура — и есть параллельная Россия. И здесь мы друг друга очень хорошо понимаем. Я много выступаю, к моему счастью, по всей нашей стране. И я вижу, что Москва — это не Россия. Ну не виноваты люди в Москве. Это какая-то метафизика, которая сжимает людей в пружины и тащит.

Жена преподаёт в школе-студии МХАТ. Я прошёл по подземному переходу на Пушкинской и нарочно замедлил шаг. Мне не нужно было торопиться. И мимо меня проходили люди, смотревшие на меня, как на сумасшедшего — почему я не бегу? А я остановил одного и говорю — а куда вы бежите? А в ответ — я не бегу, я иду на работу. Это вот такая там привычка. В Нью-Йорке также.

А ещё скажу по секрету — американцам нет до нас никакого дела. Нам всё время есть дело до всех. Я имею ввиду нас, нормальных людей. Политики играют в свои игры — кто прав, кто виноват. Я не знаю. Нам всегда выгодно думать, что мы хорошие. Но получается, что испокон века, начиная от Пушкина, мы обвиняем Америку во всех наших грехах. Но я шучу.

Сегодня день памяти Юрия Хилькевича. И я посвящу этому какую-то страницу своего вечера. Поэтому мне бы хотелось, чтобы ваши читатели и зрители, что это был замечательный, необычный художник. Он был грустным человеком, но человеком, который уже так много сделал хорошего. Даже вот эти три фильма — «Опасные гастроли» с Высоцким, «Весна 29-го» с Золотухиным и «Три мушкетёра», где я играл. Я подружится с Хилькевичем благодаря его дружбе с Высоцким и Золотухиным. Сегодня было отпевание, я позвонил Смирницкому, он улетал, я уезжал в Рязань, и за нас за всех Маша Боярский возложил венок.

В завершении беседы Вениамин Борисович пожелал нам быть здоровыми, успешными и меньше есть сахара и мучного.

Текст: Татьяна Самохина. Источник 7info.ru.